Мое словотворчество

Моя неугомонная душа всегда стремилась отправиться в путешествие. По возвращению многое хотелось записать. Так родилась серия "Путевых заметок", в которых я писала о своих впечатлениях от больших и маленьких путешествий. Некоторыми из заметок хотелось бы поделиться с вами.


Из "Путевых заметок. Брюссельский завтрак"

     Вообще-то   все мои заметки касаются в основном поездок по России.  И   я ни разу не писала о Европе. Хотя и по ней путешествовала немало. Дело в том, что Россия не предсказуема. Каждая поездка оставляет в тебе неизгладимый след. Я иногда пишу заметки и по воспоминаниям о поездках пяти- шестилетней давности. И хотя приключения случались и в Европе, и даже весьма забавные, путешествия по ней все-таки размеренные, без чувств, но «с толком, расстановкой». И как-то все они похожи друг на друга. Все известно заранее. И все же последняя поездка вышла за рамки обычной. Поэтому и пишу о ней. Нет, не о ней всей, а о маленьком эпизоде. Может, кто другой и не заметил бы его даже. А во мне он отложился, я по-прежнему мысленно возвращаюсь к нему и пытаюсь переварить в себе испытанное.

И так, брюссельский завтрак. Накануне вечером нам сообщили, что т.к. на воскресенье (т.е. на завтра) запланирована поездка в Брюссель, то и завтракать мы тоже будем  в Брюсселе. Огорчение для меня несказанное. С утра, на голодный желудок, «пилить» 45 минут в Брюссель. Но в силу того, что изменить что-либо нельзя, употребила мысленно несколько выражений из «Словаря ненормативной лексики», поставила будильник, как и велено – пораньше. В 8.30 выезжаем. Хорошо, что я не пользуюсь косметикой. Экономия времени по утрам – минимум полчаса. Сплю чуть дольше других. Брюссель, так Брюссель. Завтрак, так завтрак. Тогда, бубня себе под нос, я еще и не предполагала даже, что это будущие воспоминания на всю жизнь. Утренний Брюссель, как и автобан, спокоен, тих, даже сонен. Нет привычных пробок на кольцевой дороге, на улицах, на въезде в город, и даже в центре, на подземном паркинге, много свободных мест. Брюссель позволяет себе передохнуть. Он как бы берет себе в воскресное утро тайм-аут. И зачем было переться так рано?! Ох, я и не подозреваю  еще, что через каких-то полчаса мое мнение круто повернется на сто восемьдесят градусов.

Я не знаю, как проходит завтрак в ваших  семьях. Обычный и воскресный. Что до меня и до семьи, в которой я выросла, то завтрак никогда не возводился в какой-то ритуал и обычай. Завтракали по мере выхода из дому или в зависимости от выхода из дома. На работу, в школу. Первым обычно ел и уходил папа, потом бабушка кормила и отправляла в школу меня, потом завтракала второпях сонная мама и тоже спешила на работу. Бабушка ела последней. Да, и ела ли вообще? Ведь этого никто из нас не видел. Имея свою семью, я тоже не научилась организовывать семейные завтраки. И если в будние дни мы еще могли завтракать вместе, но молча, каждый в своих мыслях, то в воскресенье,  уж точно, завтракали по мере пробуждения. Это лирическое отступление я сделала не зря. Оно поможет понять, почему же задел так меня тот завтрак в Брюсселе.

Выйдя из подземного паркинга, мы оказались практически в центре Брюсселя. Узенькие улочки, немногочисленные пешеходы, моросящий дождь, легкое подташнивание от езды натощак. Подходим к булочной. Внутри пахнет свежей выпечкой, хлебом, дрожжами; у кассы стоят заспанные брюссельцы и покупают круассаны, только что испеченные и еще теплые. Почему то мы проходим мимо и попадаем через узкий проход в просторный зал с большими окнами. 

Столики еще почти не заняты. Нам повезло – официант проводит нас в дальний угол, и я оказываюсь лицом к входу и залу. Мое любимое местоположение в любом ресторане (можно рассматривать посетителей). Сделали заказ. Обычный завтрак. Сок, круассаны, кофе. Зал заполняется быстро. Публика разная по возрасту. Столы большие - на 8-10 человек, и средние – на 4-6 человек, и маленькие – на 2-3-4. Я вначале не совсем понимала, почему так. 

Вот входят мужчина и женщина среднего возраста или чуть старше, официант проводит их к достаточно большому столу. К этому же столу направляются две молодые пары. Одна с девочкой с девочкой лет 5, другая совсем с младенцем в корзине. Здороваются, целуются, усаживаются, разговаривают, но ничего не заказывают. Все посматривают на вход. Влетает девушка с взлохмаченными кудрями. Еще одна пара лет пятидесяти. Свободным остаются два кресла. Еще никто из них не завтракает. А зал между тем почти заполнен. Снуют с подносами официанты. Карты с меню переходят из рук в руки. Вдруг все головы за столом, который стал предметом моего наблюдения, поворачиваются в сторону входа. В зал входит седовласая пара совсем пожилых людей. Официант проводит их к столу. Все поднимаются, по очереди целуются, усаживаются, и тут только начинается трапеза. Два официанта обслуживают стол быстро и исчезают. А до меня постепенно происходит смысл происходящего. Да ведь это несколько поколений большой семьи собрались на завтрак, собрались, чтобы часа полтора-два  провести вместе. И они не просто проглатывают еду, нет, они разговаривают, слушают друг друга, причем слово имеют все. Я пробегаю глазами по залу и замечаю, что за каждым столом разговаривают, разговаривают,….. За большим, и за столами поменьше, и за совсем маленькими… Они не виделись неделю, может и нечасто перезванивались, но вот собрались вместе и говорят, и слушают, и шутят, и смотрят друг на друга, вот чья-то голова склонилась на соседнее плечо, вот из корзинки донеслось агуканье,  и все дружно повернули голову к ней...

Я была сражена. Нет, не тем что народ вместе. А тем, что они вместе утром, что не поленились встать, сесть в машину, поехать на этот завтрак. Значит для них это важно, придти на такую встречу, значит они ценят свою семью, значит, им есть о чем поговорить. Я переводила глаза от столика к столику и видела одинаковую картину – кофе, шоколадная паста, круассаны, горящие глаза, и разговоры, разговоры…

Меня уже давно ждали, видели, что я в оцепенении каком-то и не торопили вставать. Хотя мы уже позавтракали и могли уходить. Оказывается, простой завтрак может сплотить семью больше, чем шикарный обед или ужин в самом дорогом ресторане. И больно мне стало от того, что я не попала на такой завтрак раньше, что не понимала, не научилась сделать из завтрака традицию. И не важно, что не доспишь лишний час, главное – вместе, родители и дети, главное – задушевная беседа. А сделать это можно при нашей бурной, куда-то бегущей жизни только в воскресенье. Когда свободны от дел и мыслей все. Такой общий завтрак – индикатор семейного благополучия.

Весь день я мысленно возвращалась в ту булочную, проходила от столика к столику и пыталась задержать увиденное в своей памяти надолго.

Продолжение следует…»,  2009 г.





Из "Путевых заметок.Вологда"

Слово Вологда всегда ассоциировалось у меня с маслом. Всегда. Этому даже и нет объяснения. Вологда – масло. И ничего другого.


Я видела Вологду летом в июле, осенью в сентябре, и в декабре. Красивый старинный город, с маковками городских и монастырских храмов, со старыми и новыми кварталами, но бедный до невозможности, и грязный, как и большинство городов европейской России. 


И если летом эта грязь прикрывается зеленью деревьев, а в сентябре золотом и багрянцем листьев, то в декабре ее ничем прикрыть нельзя. Она тут, она везде, ее невозможно спрятать. Да и не прячет никто. Никому и в голову не приходит убирать с улиц снежную кашицу, серую от грязи, или помыть окна в одноэтажных деревянных зданиях, которые тоже серые от копоти и брызг проезжающих машин. Хотя в последние годы в городе стали появляться современные офисные здания и жилые кварталы. Но даже и они вызывают чувство серости.


А стоит только выехать за пределы городской черты, как сразу (если дело в летнее время или осенью) окунаешься в царство крапивы и лопуха, покосившихся деревянных домиков, нет, домишек, деревянных проломанных тротуаров и зарастающих лозою полей. И скоро мы даже и догадываться не будем, что проезжаем вдоль пашен. Потому что нет их более, этих пашен. И ведь не зря я  написала об этой моей ассоциации – Вологда-масло. Может, еще когда-то в школьные годы читала я что-нибудь на эту тему, вот и отложилось. Только вот нет больше того масла, как и нет сельского хозяйства. И не сегодня оно разрушено, и не в 90-ые годы, нет, оно разрушено тогда, когда кулак был врагом, когда шли без разбору отряд за отрядом продразверстки.

Мне довелось бывать в самых северных районах Вологодской области, на границе с Архангельской. Там еще можно увидеть старинные крестьянские дома, дома необычные – метров десять по фасаду, да в длину под двадцать пять, да в два этажа, да с высоким чердаком, да с подпольем. С комнатами зимними и летними, с коридорами, чуланами и чуланчиками, кладовками, закутками, клетушками, где размещалась большая семья, а еще и вся домашняя живность, крупно- и мелко-рогатая. Но самое большое впечатление произвели на меня сеновалы в этих домах, с широченными воротами для въезда по наклонному помосту на второй этаж. Ведь сено въезжало на телеге прямо на сеновал, тут же телега  и разворачивалась. И построено все добротно, толково, грамотно. И простояли избы эти уже, может, и больше ста лет, и дальше стоять будут, если чья-то варварская рука на них не поднимется. Потому как пустые они, не жилые и не живые. А ведь когда-то жизнь кипела, и в хлевах не по одной дохлой коровенке стояло, а по три-четыре, да пара-тройка лошадей, а коз и овец кто ж тогда считал. Отсюда и масло, которое бочками в Европу отправляли. А теперь во всех вологодских магазинах импортное масло лежит, а где же местное?

И больно становится, глядя из окна поезда, что нет больше ухоженных полей и сенокосов, нет коров, коз, овец – ни общественных, ни личных, и нет больше тех вологодских сортов льна, которыми она славилась, как и не созревает больше пшеница на вологодских полях, как и нет почти сохранившихся в первозданном виде храмов и монастырей. А ведь на этой земле их много было, и отец Иоанн Кронштадтский сюда приезжал не раз, многие монастыри посещал и служил Литургии. И каждый раз при большом стечении народа.

Я всякий раз задаю себе вопрос, как, при каких обстоятельствах так резко изменилось все. У меня иногда возникает чувство, что кто-то невидимою рукою стер из генетической памяти местных жителей крепкую крестьянскую закалку, и нет возможности ее восстановить.

Когда-то я читала у Солженицына об особенной озлобленности вологодского конвоя и  вначале не могла найти этому объяснения. Но вот сегодня вдруг появилась такая мысль, что она не просто так появилась у них. Думаю, что таким образом выливались наружу эмоции от потерь. Ведь это не просто потери материальные, это утерянная связь с землей – физическая и духовная. И восстановить ее сегодня практически невозможно, некому восстанавливать….

Продолжение следует...
2007г




No Response to "Мое словотворчество"

Отправить комментарий